Брови Оливера поползли вверх.
— Нет, если не ошибаюсь, — ответил он.
— Это только для злых мальчиков, — сказала я и достала упаковку с презервативами из сумочки. — Смотри-ка!
— Я вижу, — ответил Оливер не в силах остановить поднимающиеся все выше брови.
— А ты ведь не злой мальчик, в-в-верно?
Я, шатаясь, подошла к обеденному столу и сексапильно (как мне казалось) облокотилась на его крышку. Затем медленно расстегнула две пуговицы на своем блейзере. Всего их было три. Под блузкой был лишь черный бюстгальтер.
— Но я — злая девочка, — солгала я.
Добрые и хорошие девочки стали существами нереальными, а злые распространились повсюду. Всякие Петры, например.
— В самом деле? — Оливер поднялся с места и внезапно вырос прямо передо мной. — Я совсем не знал этого, Оливия.
— В самом деле, — резко сказала я и попыталась смотреть ему прямо в глаза. Они были не такими голубыми и лучистыми, как у Штефана. Скорее серые, а зрачки — большие и черные, как презервативы в моей руке. — Страшно злая.
— Ты почти голая, — сказал Оливер и коснулся рукой моей кожи над бюстгальтером.
Я резко выдохнула. Ведь я хотела соблазнить его, нечего останавливаться.
— Но здесь тепло, — продолжил Оливер. — Слишком тепло, чтобы находиться в брючном костюме.
И не успела я сделать хоть одно протестующее движение, как он в одно мгновение снял с меня и блейзер, и брюки.
Я уселась на стол в одном нижнем белье и удивленно смотрела на него. Теперь он поразил меня. Ситуация постепенно становилась критической.
— Так что с шампанским? — спросила я, пытаясь уклониться от продолжения.
— Я хочу сказать, что мы прибережем его на потом, злая девочка. — Оливер придвинул меня к самому краю стола, почти вплотную к себе. Мои трусики оказались прижаты к его джинсам. Он начал гладить меня по рукам, плечам, шее. — Как ты хороша, Оливия. Как хороша! И как жаль, что ты не совсем трезва.
Если бы я была трезвая, то уж точно не сидела бы сейчас перед ним в одном нижнем белье. Так что лучше бы ему было не сожалеть о моей нетрезвости.
— Все-таки ты не злой мальчик, — тихо сказала я. — Злые мальчики берут инициативу в свои руки, когда девочки не знают, чего же они все-таки хотят.
Это была ложь. Я очень хорошо знала, чего хотела. Только не знала, почему я этого хочу.
— Тогда я в любом случае — злой мальчик, — возразил Оливер и поцеловал меня в шею.
Я закрыла глаза и запрокинула голову назад. Поцелуи Оливера становились все интенсивнее. Мой Бог, он умел целовать! Его руки блуждали вверх и вниз по моему телу.
— Оливер, — прошептала я.
Я знала, что то, чем мы здесь занимаемся, было неправильно, но чем больше сознавала это, тем сильнее чувствовала, что именно эта неправильность была самым верным действием в данный момент. Оливер прижал меня к себе, медленно снял трусики и начал ласкать руками мои бедра.
— О да, — прошептала я. — Пожалуйста, не останавливайся.
— Я и не думал, — сказал Оливер.
Его дыхание участилось. Казалось, что его руки и губы повсюду на моем теле. Мне показалось, я начинаю терять сознание.
— Ты д-д-делал хоть раз это на столе? — из последних сил спросила я.
На следующее утро я проснулась в совершенно незнакомой постели и чувствовала себя так хорошо, как никогда в жизни. Каждый квадратный сантиметр моего тела был наполнен удовлетворением и счастьем.
Но в следующий момент я осознала, в чьей постели лежу, и чувства эти мгновенно улетучились. Это была супружеская постель Эвелин и Оливера, и я, вероятно, лежала на той половине, которую обычно занимала Эвелин. Внезапно по голове словно застучали тысячи маленьких молоточков. Она наполнилась нестерпимой болью.
Оливер еще спал. Он лежал на спине, положив руку за голову, и чем-то напомнил мне в первый момент сына Элизабет, Каспара, который тоже любил спать в такой позе. Как и Каспар, Оливер откинул одеяло в сторону. Но на этом сходство между ними заканчивалось. Особенно в отношении количества волос на теле.
Лицо его было серьезно. Когда я осторожно коснулась пальцами его щеки, Оливер вздрогнул во сне.
Я тоже вздрогнула. Боже мой, что же мы наделали!
«Вы вели себя непристойно», — довольно нахально сказал кто-то внутри меня.
К сожалению, я отчетливо помнила большую часть того, что произошло. Все, если быть до конца честной. Без остатка.
По рукам снова побежали мурашки. Почему я должна была прожить так долго, прежде чем пережила такое? Все мое так называемое добропорядочное воспитание с этого момента было перечеркнуто.
А может быть, в этом было немного и вины Штефана. Я даже в мыслях никогда не держала ничего подобного.
Оливер застонал во сне и повернулся на бок. Я задумчиво рассматривала его затылок. Ранним утром его волосы напоминали скорее шотландский ландшафт, нежели кочан цветной капусты. Мне захотелось погладить его по голове, запустить в его волосы пальцы, но я удержала себя. В конце концов я уже натворила достаточно.
После вчерашних открытий мой собственный мир раскололся, словно зеркало. Мой мир, но не мир Оливера. Я не должна была увлекать за собой в бездну Оливера, бедного, ни в чем не виноватого Оливера, женатого на Эвелин, которая, кажется, ждала от него ребенка.
Я села на кровати. Как я могла забыть об этом? Я даже не спросила, что показал тест на беременность, прежде чем наброситься на Оливера, словно изголодавшаяся нимфоманка.
От стыда кровь ударила мне в лицо. Я действительно была самой последней дрянью! Как я смею осуждать Петру за то, что она окрутила Штефана? Я сама ничуть не лучше.