Непристойное предложение - Страница 38

— Я выписала его через Интернет, — ответила Эвелин, делая характерный жест руками. — Ты сказала, что там можно найти все, что угодно, и оказалась права. Поэтому закрой, пожалуйста, рот. Торговать семенами еще никто не запрещал.

— Но… — начала я. Я не знала наверняка, что собиралась сказать, однако начать непременно следовало со слова «но».

— Торговать рассадой — это уже криминал, — перебила меня Эвелин. — Но не меньший криминал распространять готовый продукт. Килограммами.

— Послушай, Эвелин, ты сама себя посадишь за решетку! — закричала я.

Эвелин вздохнула.

— Я не собираюсь садиться за решетку. Я лишь стану проводить новые исследования. И по возможности зарабатывать деньги.

— Ты и так скоро получишь миллион! — снова закричала я.

— Миллион, который в первую очередь пойдет на оплату наших долгов, — ответила Эвелин. — После чего останется совсем не так много, и если я действительно хочу родить ребенка, мне нужно очень много денег. Ты знаешь, сколько стоит хорошая няня? Я должна зарабатывать деньги. Так или иначе!

— Путем нелегального выращивания сырья для производства наркотиков? — возмущенно воскликнула я.

— Боже сохрани, — ответила Эвелин. — Максимум для того, чтобы делать тесты на ТНС. Или это называется HCG? Я все время путаю. Но можно получить все, что нужно, через Интернет. Там можно заказать целую лабораторию с оборудованием.

— Эвелин! За это ты можешь отправиться в тюрьму. И я вместе с тобой!

Эвелин согласно кивнула.

— Так не распространяйся об этом дальше. Кстати, ты уже заходила в дом? Господин Какабульке действительно очень прилежный. Гостевая комната уже готова. Выглядит потрясающе. Пойдем, я тебе покажу.

Это, совершенно очевидно, был отвлекающий маневр. Но я с готовностью засеменила за ней следом. Мне пришла в голову утешительная мысль: Эвелин была полным профаном, и она загубит свои посадки. Чего стоило то, что ей удалось в рекордное время извести все свои комнатные растения. Она наверняка не сможет вырастить бедные росточки конопли здесь. И дело уладится само собой.

В доме меня встретил нестерпимый и до сих пор незнакомый запах.

— Проходи сюда. — Эвелин подтолкнула меня к гостевой комнате, словно я вошла в свой собственный дом в первый раз.

Но когда она открыла дверь, я сначала в самом деле подумала, что оказалась в чужом доме. От старой гостевой комнаты не осталось и следа. Я открыла от удивления рот. Старинную железную кровать тоже было не узнать. Кто-то, словно по мановению волшебной палочки, освободил помещение от нагромождения всего старого и ненужного и окрасил его в кремовый цвет. Даже приснопамятный плюшевый заяц смотрелся здесь теперь словно неотъемлемый и очень кстати подобранный аксессуар.

— Правда, старина Какабульке сделал все великолепно? — спросила Эвелин.

— Да, ничего не скажешь! — все еще не могла прийти в себя я. — Что, оказывается, можно сделать всего из двенадцати квадратных метров полезной площади! А куда же исчезла батарея отопления?

— Под облицовкой, — ответила Эвелин.

Лишь в этот момент я осознала, что все стены и откосы окна отделаны деревом. Господин Кабульке постарался создать из обычного материала подлинный шедевр. Батареи теперь вообще были не видны, под подоконником появился очень симпатичный столик, на который Эвелин уже успела водрузить высокую узкую вазу. И элегантный подсвечник, в котором я успела заметить белую свечу, почему-то уже наполовину обгоревшую. И как я ни боролась со своими мыслями, но в тот же момент представила себе Эвелин и Штефана, как они при свете этой белой свечи лежат на реконструированной кровати и покрывают друг друга поцелуями. Брэд Питт и Дженнифер Энистон, постельная сцена.

У меня сразу разболелась голова.

— Очень хорошо, — пробормотала я.

— А что скажешь насчет зеркала? — спросила Эвелин.

Зеркало красовалось в изголовье кровати. Огромный кусок стекла в широкой белой раме.

— И сколько? — только и смогла спросить я.

— Ноль центов! — засмеялась Эвелин. — Неужели ты совсем не узнаешь его? Это та самая ужасная закопченная вещь, которая висела у входа в подвал. Конечно, я могла бы отправить его на блошиный рынок Эберхарда, но это было бы верхом расточительства. Кроме того, мне пришла в голову идея обрамить его новой рамкой. А господин Кабульке придумал, как реализовать эту идею. Он подсмотрел это в одном из журналов. Этот господин, оказывается, большой фанат разделов для домашних мастеров в разного рода изданиях. Он собирает их начиная с 1970 года. Ну скажи, правда потрясающе?

— Сказать нечего! — В этот момент я видела в зеркале Эвелин и Штефана, как они лежат на кровати (два бронзовых от загара тела на белом)…

Я открыла дверь и вышла в прихожую. В старом, затхлом и обшарпанном помещении мне стало намного легче.

— Таким образом, ты видишь, что сделать ремонт можно, совершенно не вкладывая в это средств, — сказала Эвелин. — А удовольствия море.

— Да, все это верно, — ответила я.

Я злилась на саму себя, что Эвелин за столь короткое время смогла так распорядиться с тем, что долгие годы было для меня лишь хламом. Я считала себя творцом, который способен обращаться с пилой и дрелью, лопатой и граблями, как никто другой! Я, а не Эвелин. Эвелин была той, которая, бесспорно, выглядела лучше и зарабатывала намного больше! Но то, что она стала той, которая смогла сделать из старой железной кровати и помутневшего зеркала подлинно современные вещи, было попросту несправедливо. Что-то в этом мире оказалось не так.