У нас из груди вырвался дружный стон.
— Но никто больше не нуждается в этих вещах, — сказал Оливер.
— Среди нас нет фанатов семидесятых годов, — добавил Штефан.
— Лично меня заинтересовало вот это кресло, — неожиданно возразил Эберхард и плюхнулся в затертое кресло всей своей тушей.
— Тебе действительно следовало бы направиться на блошиный рынок, — ехидно промолвила Эвелин.
А Эберхард столь же ехидно ответил:
— Если это принесет какой-то доход, почему бы и нет!
Это, впрочем, все сочли совершенно нереальным. Было абсолютно исключено, чтобы блошиный рынок дал какой-то доход. Кроме того, все мы минимум через полгода видели себя миллионерами и потому могли быть великодушными.
— Кто не умеет считать мелочь, тот никогда не заработает крупных денег, — серьезно ответил Эберхард.
— Ты, как всегда, прав, милый мальчик, — вступил в разговор Фриц. — С этим принципом человек обязательно добьется в жизни цели!
— Изумительно! — сказала Эвелин. — При таком раскладе мы сможем кое-что извлечь из руин Штефана и Оливии. Там совершенно нетерпимая с точки зрения фэншуй обстановка из-за захламленности помещений старыми вещами. Вот, например, для дивана в гостевой комнате больше нет никакого применения.
Ах нет?
— Где же ты тогда спишь? — холодея, спросила я. Не в ванной же комнате!
— На старой железной кровати, которая стояла у вас под лестницей, — ответила Эвелин.
Старую железную кровать много лет назад я нашла в куче хлама, доставшейся нам вместе с домом. Это была великолепная вещица для всякого рода забав с кандалами и наручниками. А я, надо сказать, была (в мечтах, правда) поклонницей таких игр. Конечно, не в жизни. И кровать я сохранила только для того, чтобы использовать элементы ее конструкции для садоводства.
А теперь Эвелин лишила меня такой возможности.
— Но у нее же нет второй спинки, — сказала я.
— В ней нет необходимости, — ответила Эвелин. — Господин Кабульке реконструировал раму для матраца, так что теперь даже не нужна и спинка в изголовье.
— Матрац? — спросила я.
— Матрац нашелся на распродаже за семьдесят девять евро. А конструкцию рамы я нашла в Интернете. Великолепно, легко и практически даром. Штефан сказал, что не против инвестировать деньги в такое переустройство.
— Ах, это он сказал? — буркнула я и сердито посмотрела на Штефана.
Если он и дальше будет так потакать Эвелин, то наш миллион закончится еще до того, как мы его получим. Это переустройство не стоило и кончика мизинца. Да еще и было таким дорогим. Похоже, они покупали этот матрац вместе. От ревности я начала скрипеть зубами.
Но Штефан, казалось, не заметил моего взгляда. Похоже, в мыслях он был очень далеко.
— В конце концов, следовать правилам фэншуй очень важно. И согласно этим правилам дом следует изредка обновлять. Иначе скапливается много негативной энергии, — сказала Эвелин.
— Ты в самом деле веришь в фэншуй? — недоверчиво спросила Катинка.
Эвелин смахнула с лица прядь волос.
— Конечно, нет, — ответила она. — Но хлам из дома необходимо убирать.
— Но может быть, среди этого хлама есть что-то, что можно использовать? — произнесла я, глядя при этом на Штефана.
В конце концов, это был наш хлам.
— Нет, — уверенно возразила Эвелин. — Я перебрала все и предусмотрительно упаковала то, что еще может пригодиться. Остальное — прочь.
Я все еще смотрела на Штефана и ждала, что он в конце концов вмешается. Но он лишь посмотрел на часы и спросил:
— Может быть, мы на сегодня здесь закончим? Пойдем, Эвелин, нам пора домой.
У меня сжалось сердце. Ведь это все еще был наш дом. Эвелин пожала плечами:
— Что касается меня, то я — за.
— Что касается меня, то очень жаль, — хихикнул Эберхард.
Мне тоже было очень жаль. Я сломала голову, придумывая, как предотвратить аферу между Штефаном и Эвелин. Похоже, это была не самая лучшая идея, как полагала Элизабет. И определенно это было не самое лучшее для моего персонального фэншуй.
Через несколько дней я внезапно обнаружила Эвелин стоящей на коленях на ее собственной клумбе. Перед ней лежало несколько картонных коробок.
Я определила, что в них были упакованы лампы дневного света.
— Что это, черт побери?.. — спросила я.
— Не беспокойся. Я оплатила это из своих денег, — ответила Эвелин. — И ты ведь сказала, что в этой оранжерее я могу использовать столько места для своей опытной грядки, сколько захочу.
— Да, но, Эвелин, — я говорила с ней как с глупым, упрямым ребенком, — лампы дневного света тебе не понадобятся. Это деньги, выброшенные на ветер. Растения в оранжереях и без того имеют прекрасные условия для роста.
— Но для моих растений необходимо очень много света, — парировала Эвелин.
Я назидательно усмехнулась:
— И что же это за растения?
— Cannabis, — ответила Эвелин и показала мне упаковку с семенами.
— Cannabis? — оторопев, повторила я. — Ты имеешь в виду — конопля?
— Именно, — сказала Эвелин. — Я заказала себе семена и рассаду. Хорошенькая, правда?
В одной из коробок находилась молоденькая травка в горшочках из газетной бумага. Я покачала головой.
— Да, твое честолюбие достойно уважения, но почему ты решила начать именно с этого? Ты хочешь заняться изготовлением пуловеров? С таким же успехом для этой цели ты могла бы выписать себе из Китая тутовое дерево!
— Оливия! Это cannabis! Я не собираюсь ткать из этого нитки — я хочу курить травку!
— Эвелин! Но ты не посмеешь выращивать здесь наркотический дурман. Это незаконно! И вообще, как ты получила материал для посадки?