Я принялась раздраженно бродить по кабинету. Столешница на рабочем столе Штефана не хранила на себе никаких отпечатков и была идеально отполирована. И пахла каким-то антибактериальным средством. Это могло свидетельствовать, что они занимались этим и на рабочем столе. Словно в какой-то горячке я принялась выдвигать ящики стола, не понимая, зачем это делаю и что пытаюсь там найти. Может быть, любовное послание: «Целую, твоя Петра», с отпечатком губной помады на листе.
Но ничего подобного я не обнаружила. Зато нашла упаковку с презервативами. С черными презервативами, если быть точной. Таких штуковин я еще никогда не видела. Те, которыми мы обычно пользовались, были нежно-розового цвета, как заколки Петры. Я нерешительно вертела в руках упаковку. Как долго все это продолжалось? Они оба имели тысячи возможностей встречаться здесь, пока Эвелин занималась ремонтом дома вместе с Кабульке, а бедный муж Петры нянчился с детишками. Поэтому Штефан так настаивал, чтобы старый диван переехал в его кабинет, а не к Эберхарду. Петра считала, что делать это на полу негигиенично, а стол находила слишком жестким для долгих любовных утех. А с диваном было и мягко, и уютно. И могли появиться лишь маленькие синяки.
Синяки! Ааааа! Синяк на груди Штефана был результатом укуса или ее ногтей.
Я открыла коробку с презервативами. Внутри, еще оставалось четыре штуки. Черные, они смотрели на меня из своих упаковок, словно повторяя знаменитое: «Ты выглядишь отвратительно!»
Я положила их в свою сумочку и, пытаясь найти помощь хоть где-нибудь, бросилась вон из кабинета. В торговом зале мой взгляд упал на холодильник, где все еще стояли ингредиенты коктейля молодости, придуманного стариками. Я плеснула немного жидкости из каждого сосуда в миксер, а из бутылки с водкой вылила все, что там оставалось. Затем включила миксер. Конечно, я забыла закрыть крышку, поэтому в следующее мгновение стена и пол покрылись кроваво-красными пятнами. Словно не замечая этого, я выплеснула остатки коктейля из миксера в один из бокалов и залпом выпила содержимое. Господи, до чего же противно.
Впрочем, через мгновение мне стало легче. Я почувствовала в себе силы идти куда-нибудь и немедленно позвонить Элизабет (о телефоне в кабинете речи не шло — один взгляд на ненавистный диван вызвал бы у меня приступ тошноты).
— Элизабет? Ты можешь меня забрать? — простонала я в трубку ближайшего телефона-автомата.
— Ты где? — спросила подруга.
— У себя в питомнике. У Штефана ничего нет с Эвелин. У него роман с Петрой!
— С этим хорьком?
— Именно, — всхлипнула я.
— Да, этого следовало опасаться! — воскликнула Элизабет. — Ханна! Штефан завел шашни с этой продавщицей из магазина Оливии!
— Боров, — услышала я голос Ханны. — Типичный боров!
— Я сейчас у тебя буду! — крикнула в трубку Элизабет.
Элизабет была очень нежна со мной. Она забрала меня к себе домой и за все время ни разу не позволила себе сказать что-то вроде: «Я же тебе говорила». Она просто утешала меня как могла.
— И такое случается, — говорила она. — Это жизнь. Посмотри на меня! Со мной такое случилось уже дважды.
— Я хочу умереть! — выла я. — Я такая дура!
— Это совершенно нормальная реакция, — сказала Ханна. — Все дело в том, что, как правило, мы переоцениваем способность мужчин оставаться нам верными.
— Это правда, — сказала Элизабет. — Женщине, которой достался такой мужчина, можно лишь позавидовать.
— Именно, — добавила Ханна. — Учить этому следует с младенчества!
Я тем временем немного поплакала.
Ханна приготовила мне джин с тоником, а Каспар и Маризибиль принесли и сунули мне в руки свои самые любимые игрушки. Спустя некоторое время я почувствовала себя словно под наркозом.
— Они дезинфицировали письменный стол, — сказала я. — А я никогда в жизни не занималась этим на письменном столе.
— В самом деле никогда? — в один голос воскликнули Ханна и Элизабет.
Я покачала головой.
— Я всегда думала, что мы со Штефаном должны для этого получше узнать друг друга, — всхлипывая, произнесла я.
От меня тем не менее не ускользнуло, что Ханна и Элизабет обменялись многозначительными взглядами. По всей видимости, Элизабет рассказала Хане историю про «линг-линг». Но мне было все равно, считают ли они меня «не от мира сего». Очень может быть, что я и в самом деле была «не от мира сего». До какого времени, интересно, я собиралась ждать, пока можно будет заняться сексом на письменном столе? До нашей со Штефаном серебряной свадьбы?
— Я могу сегодня переночевать здесь? — спросила я уже заплетающимся языком и уткнулась лицом в любимую плюшевую лису Каспара.
— Конечно, можешь, — сказала Ханна. — Мы же женщины и должны всегда поддерживать друг друга.
Но Элизабет резонно возразила:
— То, что ты отправишься домой, даже не обсуждается!
— Почему? — в слезах спросила я.
— Потому что уже половина шестого, и я отвезу тебя в город, — ответила Элизабет. — Штефан, может быть, и обманывает тебя с этим хорьком, но это еще не причина отказываться от миллиона.
— Ах, мне теперь все равно, — простонала я.
— Напротив, — энергично возразила Элизабет. — Именно теперь так важно задуматься о деньгах, Достаточно того, что ты несчастна по жизни. Не хватает теперь, чтобы ты осталась без гроша в кармане. Так что, Ханна, давай, помоги мне довести ее до машины!
— Я и сама могу дойти, — возмущенно произнесла я, когда маленький Каспар попытался поддержать меня за ноги.