Выражение лица Штефана смягчилось.
— Мне тоже тебя не хватает, Олли-Молли. А где, собственно, Эвелин?
— Уехала, — сказала я. Мне совсем не хотелось говорить сейчас об Эвелин.
— Куда же?
— Встречается с Оливером по случаю очередной овуляции. — Я положила голову Штефану на грудь. — Тебе правда меня не хватает?
— Правда, — сказал он. — И если хочешь, то мы посвятим друг другу завтра весь обеденный перерыв, да?
— Да-а-а-а.
Звонок колокольчика у входной двери в магазин ворвался в наши объятия, словно набат. Штефан несколько резче, чем требовалось, отстранил меня. Но в дверях стоял лишь доктор Бернер.
— Моя дочь говорит, что вы продаете великолепные самшиты, — произнес он. — Она пожелала себе на день рождения пару самых высоких экземпляров. Они должны украсить вход в магазин, словно это не магазин, а самый крутой бутик в городе.
— У меня есть еще два самшита, — сказала я. — Но они недешевы, господин доктор.
— Ах! — Доктор Бернер пристально посмотрел на нас. — Для своих детей ничто не дорого, не так ли?
Прежде чем отправиться в этот день домой, я набрала несколько килограммов красной смородины в саду рядом с нашим домом. Ягоды слегка перезрели, но мне не хотелось оставлять их птицам. Из погреба нашего со Штефаном дома я взяла коробку с пустыми банками, которые специально собирала весь год для этого случая. Ведь нет ничего вкуснее смородинового желе, приготовленного своими руками. Разве что клубничное варенье.
С коробкой в руках я ходила по дому. Штефан все еще сидел в кабинете, так что у меня была возможность немного пошпионить. В моем собственном доме. На кухне царил хаос, половина дверок от шкафчиков была демонтирована, пол и стены ободраны, и повсюду стояли емкости с краской. На кухню загородного дома в английском стиле это пока не очень походило.
Я с любопытством проникла в гостевую комнату, в поисках следов, например, валяющихся где-то трусов Штефана, или коробочки для его контактных линз где-нибудь на ночном столике, или остатков запаха его туалетной воды. Но гостевая комната имела вид образцово-показательный. Покрывало на кровати было расстелено идеально, в вазе стоял букет свежесрезанных ромашек, а ветерок колыхал шторы из легкого белоснежного муслина. В последний мой приход сюда шторы еще не были готовы. Интересно, шторы были повешены, чтобы никто не мог увидеть с улицы, что творится в кровати? Конечно, кому охота быть наблюдаемым во время занятий сексом Хубертом и K°? Если этот секс был, разумеется. Здесь я была уверена только на девяносто девять процентов. Один процент я оставляла надеждам на то, что Штефан общался с Эвелин только по поводу своего синяка.
Оливер, похоже, сегодня работал до позднего вечера. Дома его еще не было. А может быть, из-за того, что, проведя обеденный перерыв вместе с Эвелин и ее овуляцией, он вынужден был задержаться.
Настроение у меня было хуже некуда, но тем не менее я принялась за приготовление желе из принесенных мной ягод. Под это дело было решено использовать большую кастрюлю для спагетти, в которой я смешала ягоды, сахар, ваниль, и, добавив туда немного взятого у Оливера кальвадоса, принялась за готовку. Хорошо, что у Оливера была современная газовая плита, потому что она позволяла регулировать нужный уровень нагрева и достигать той густоты варенья, которая больше по вкусу.
Когда я наконец разложила по банкам готовое желе, кухня представляла собой ужасное зрелище. Словно я провела на ней по меньшей мере боевую операцию. Но, как говорится, лес рубят — щепки летят.
Я поставила банки вверх донышками охлаждаться и занялась написанием этикеток. Это была замечательная работа, потому что глазами тоже иногда едят. На первой этикетке я написала витиеватым почерком: «Неповторимое, с утонченным вкусом желе из красной смородины в исполнении Оливии с настоящей ванилью и добавлением кальвадоса», а снизу дату приготовления. Прелестно. Но банок получилось много, и на десятой этикетке рука устала выводить каллиграфические буквы. «Желе из красной смородины с ванилью и кальвадосом», а снизу число и год, чтобы каждый, кто возьмет банку в руки, понимал, с чем имеет дело. На последних этикетках не было даже сил написать просто: «Желе из красной смородины».
Когда Оливер вернулся домой, я подписала последнюю банку и оттирала испачканные маркером руки.
— Но когда я уходил, здесь было несколько чище, — произнес Оливер и указал на перепачканную столешницу.
— Так точно, — ответила я весело-агрессивно и указала руками на ряд остывающих банок с желе. — Двадцать четыре штуки. Собственного приготовления.
— «Ж.К.С.», — прочитал Оливер вслух надпись на одной из последних банок. — Что это должно означать?
— Это всего лишь сокращение, — угрюмо произнесла я. — От «Неповторимое, с утонченным вкусом желе из красной смородины в исполнении Оливии с настоящей ванилью и добавлением кальвадоса». Напиши такую фразу десять раз, и ты поймешь, что значит сделать такое блюдо.
Оливер соскреб немного желе со столешницы и слизнул его с пальца.
— Объедение, — произнес он. — Вот уж не знал, что ты обладаешь способностями настоящей домохозяйки, Блуменкёльхен.
— У меня куда больше способностей, чем ты подозреваешь, — ответила я.
У меня было куда больше способностей, чем могли подозревать все. И это была одна из моих главных проблем.
Оливер плюхнулся на одно из эксклюзивных кресел.
— Что за день, — вздохнул он.
— Не нагружай себя, — сказала я.
Он-то хотя бы имел сегодня секс, а вот я нет.