Непристойное предложение - Страница 23

— Рассказывай.

И я рассказала ей все. Про Фрица и его старых друзей. Об огромных деньгах и о том, сколько проблем можно было бы решить с их помощью. О частных детективах и контроле телефонных счетов. Сначала Элизабет мне не поверила, даже подумала, что я перепутала первое мая и первое апреля. Но постепенно до нее дошло, что я говорю чистую правду. (С этого момента мы приступили к апельсиновому ликеру всерьез.)

— Старый сумасшедший скряга, — произнесла она, но не без доли удивления в голосе. — Как же может быть богат один человек!

Я кивнула:

— Он всегда имел очень хороший доход и умел вкладывать деньги в выгодные инвестиции. Апчхи.

— Я нахожу, что это весьма оригинальный способ распорядиться наследством и поделить его, — заметила Элизабет. — Сбрось ты с коленей эту кошку. Твой насморк становится нестерпимым.

Но кошка крепко вцепилась коготками в мои коленки. Ей было ну очень уютно.

— Апчхи, — сказала я.

— Все сказанное тобой звучит очень весело, если бы не было на самом деле очень грустно, — произнесла Элизабет. — А Оливер — это тот самый корреспондент, который все время берет телеинтервью у разных пожарных по фамилии Ковальский?

— Он берет интервью не только у пожарных, — принялась я защищать Оливера. — Он готовит репортажи — апчхи! — обо всем, о чем можно. Просто так получается, что здесь, в наших краях, он попадает главным образом на пожары. А фамилия Ковальский широко распространена среди пожарных.

— Но ты, во всяком случае, нормально к нему относишься. В чем проблема?

— Проблема не в Оливере, а в Эвелин, — сказала я и снова принялась бороться со слезами, — Она такая умная и элегантная, и манерная…

— Ты тоже очень симпатичная, — резко ответила Элизабет.

Я покачала головой:

— Нет. Я такая же, как наш диван.

Я досконально описала наш гостевой диван. А затем описала диванчик в кабинете Элизабет, на котором предстояло мне спать.

— Мы вообще как два полюса, — всхлипнула я. — Эвелин — шикарная дизайнерская модель, которую можно выставлять в музее, а я — старая полуразвалившаяся софа, на которой никто и спать-то не захочет. Апчхи! Как же, будет Штефан таким дураком, чтобы думать о такой старой, дряхлой вещи!

— Если он тебя любит, то будет, — энергично возразила Элизабет.

— Ты думаешь? — Я понемногу начала успокаиваться.

Да, похоже, я сильно себя накрутила. В конце концов, мы были женаты десять лет, можно сказать, уже породнились друг с другом. А сравнение со старой софой было совсем неуместно. Нельзя ценить себя так низко. Апчхи!

Но Элизабет добавила столь же энергично:

— А уж если он выберет Эвелин, то тебе все равно достанутся деньги. И его брат! Итак, я бы в любом случае приняла в этом участие.

Ну, принимать другое решение сейчас в любом случае было поздно. «Кто сказал „а“ должен сказать и „б“» — любила повторять моя приемная мать.

Несмотря на то что я всеми силами старалась оттянуть наступление вечера и прощание со Штефаном, вечер наступил очень быстро. Ровно в семнадцать часов Эвелин и Оливер подъехали на двух машинах: на «Z4» и на второй старенькой машинке, почти раритетном «ситроене». Эта старая развалина шумела, как несколько мусоровозов. Когда я увидела багаж Эвелин, то поняла, почему навороченный «Z4» выступал сегодня лишь в качестве эскорта. В него определенно не смог бы поместиться здоровенный шестисекционный чемодан, а вдобавок еще огромная косметичка, размеры которой позволяли предположить, что в нее упаковано по меньшей мере постельное белье Эвелин. Я и представить себе не могла, что Эвелин относится к числу путешественников, которых обычно называют «Никуда-не-еду-без-моего-торшера».

Пока Оливер и Штефан выгружали ее вещи и носили в дом, Эвелин стояла рядом с машиной и с кислой миной осматривала руины, в которых ей предстояло поселиться.

— Каждый раз здесь становится все ужаснее, — произнесла она.

— Снаружи еще ничего, — ответила я.

Приехав сюда, я первым делом насажала по всему периметру здания дикие вьюны, чтобы хоть как-то приукрасить фасад. Эти растения замечательны тем, что большую часть года зелены и разрастаются очень быстро. Конечно, зимой они выглядят не очень эстетично, но сейчас на дворе был май. И Эвелин вряд ли могла себе представить, что на самом деле с домом все обстоит намного хуже.

— Один вид входной двери вызывает прыщи, — сказала она.

Я грустно посмотрела на ее безупречную кожу. И заметила в нескольких местах следы грима. Это было что-то новое. Но может быть, и у меня постоянно вскакивали прыщики на лице, потому что я часто смотрела на эту дверь. Вид у нее был действительно удручающий: невообразимая комбинация стекла и дерева, с налетом семидесятилетней старины и массой следов, начиная с отверстий для висевшего когда-то здесь почтового ящика и кончая царапинами от кошачьих когтей.

— А от ступенек у меня скоро случится расстройство пищеварения, — весьма неучтиво продолжала Эвелин. — Я не знала, что здесь та же проблема цвета, что и на вилле у Фрица.

К сожалению, это имело место быть: зеленый, коричневый, желтый, голубой. Лестница, ведущая в дом, чем-то напоминала церковную лестницу. Причем не в самой обустроенной и ухоженной церкви.

— Но с другой стороны, — сказала Эвелин, — за миллион евро можно вытерпеть и не такое, правда?

— Это верно, — облегченно вздохнула я.

Если бы Эвелин со своим неповторимым выражением лица начала сейчас рассуждать о внутреннем убранстве нашего дома, я отказалась бы от этого пари немедленно. К счастью, она и в самом деле не забыла прихватить свой торшер — вероятно, для того, чтобы привнести в убогость своего нового места обитания какое-то обновление.